Слово воина - Страница 98

Ведун сделал последние два шага, отделявшие защищенное зельем пространство от прочего леса, и остановился уже совсем неподалеку от монстра. Тот взревел в последний раз, резко опустился на четвереньки и бодро ринулся в чащу, прочь от врага.

— Эй, ты куда, шишига-переросток? — рассмеялся от неожиданности Середин. — Я что, кокер-спаниель, по лесу за тобой носиться, обезьяна северная?

Он убрал клинок, глубоко вдохнул смолистый воздух, чувствуя, как гулко бьется сердце, вскинул лицо к прохладному небу:

— Эге-ге-гей! Я здесь!

Почему после каждой стычки, каждого прикосновения к смерти воздух всегда кажется пьяным, запахи — сочнее, краски — ярче, небо — ближе? Что меняется в этом мире после того, как пробежишься по грани, отделяющей его от небытия? Обратно, что ли, заманивает?

Олег подошел к лошадям, притянул к себе их морды, прижался щеками:

— Ну же, не бойтесь… Не все нам под юбкой у берегини отсыпаться, нужно и самим кое-что уметь. Пора бы и привыкнуть, что с нами никогда и ничего не случится до самой смерти. А после смерти и подавно бояться поздно.

Сорвав несколько папоротников, он отер коней от пены, а потом снова завернулся в шкуру.

От завтрака утром пришлось воздержаться, поскольку воды поблизости видно не было, а набрать ее с собой в бурдюки Середин по привычке забыл. Зато, встретив через пару часов пути родник с чистейшей водой, путник и напился от души, и наелся досыта тонко порезанной солонины, и догадался запасти воду во все возможные емкости.

После полудня лес оборвался перед жнивьем. Широкое поле, покрытое короткими травяными пеньками от убранной пшеницы, тянулось до деревни, со стороны которой доносилась песня волынки.

— Зажинки празднуют, — с завистью пробормотал Олег. — Убрали урожай, теперь до весны веселиться станут.

Однако поворачивать он не стал, поскакал дальше, до свежего пролома в зарослях ивы, растущей в продолговатой низинке. Лезть следом ведун не стал, — вот еще охота ноги ломать — обогнул кустарник, и был вознагражден лугом, через который тянулась утоптанная полоса. Тут и слепой со следа не собьется.

За лугом начинался редкий сосновый бор, и еще верст десять Середин мчался во весь опор, пока не наткнулся посреди леса на лосиную тушу.

В общем, в этом не было ничего странного. Обычный лось, обычная стая волков над неспособной сопротивляться грудой мяса. Вот только слишком уж крупной добычей для волков выглядел сохатый. Не то чтобы лесные хищники не могли справиться с могучим лесным зверем, но только редко приставали родственники собак к столь опасному противнику. Во всяком случае летом, когда с избытком хватало добычи попроще, без крепких рогов и мощных копыт.

Олег придержал коней, спрыгнул на землю — волчары, числом почти в три десятка, зарычали, готовые защищать добычу до конца. Зарычали настолько решительно, что Олег выдернул саблю сразу, не дожидаясь нападения.

Возле туши остались волков пять. Даже не волков — волчат, еще не понимающих, кто в лесу главные хозяева. Пара самцов, бросив добычу, стали заходить округ, со стороны спины. У Олега вдоль позвоночника побежали мурашки. Не столько потому, что он, как медведь, супротив стаи устоять не сможет, сколько из-за того, что нападения сзади не переживут лошади.

Середин попятился, удерживая клинок поперек спины и пытаясь влиться частотой дыхания в частоту стаи, — потом резко выдохнул, одновременно выбрасывая меч навстречу прыгнувшей суке. Матерая серая самка отпрянула вбок — Олег, не имея возможности разобраться с ней до конца, рубанул клинком навстречу скакнувшему на него тяжелому самцу. Тот, прямо в воздухе, поджал ноги, втянул живот и даже как будто придержал свой полет. Только поэтому клинок не развалил его на две половинки, а, плашмя ударив по телу, откинул в сторону.

Волки злобно зарычали, но, признав силу нового гостя, попятились, уступая ему место у туши. Середин, держа в руках саблю, склонился над лосем.

Тело почти целое, если не считать большой раны у самой головы. Пожалуй даже, раны — слабо сказано. Шея сохатого была разорвана почти пополам, голова повернута к спине, в основании черепа зияла глубокая дыра. И все-таки туша оставалась целой. Могучий убийца, сотворивший то, на что у волков никогда не хватило бы силы, соберись они хоть сотней стай, не сожрал от добычи ни кусочка.

— Ладно, ребята, — кивнул скалящимся волкам Середин, вынимая нож. — Боги велят делиться.

Он отполосовал себе изрядный шмат вырезки от задней ноги, кинул в мешок с солониной, после чего поднялся в седло и снова помчался вперед. Незадолго до сумерек остановился на излучине реки, рядом с густой дубравой, развел огонь. Зажарил мясо, досыта наелся, с усмешкой вспоминая парковскую столовую, лег спать на крутом берегу, а когда на новом рассвете собрался продолжить погоню, то наткнулся на проезжий тракт. Не просто колею, которую накатывают телеги, что ездят раз в день по местной надобности, а самую настоящую дорогу — мощенную крупным булыжником поверх песчаной подушки, широкую, отмеченную по краям столбиками из мореного дуба.

Ведун, не особо обращая внимание на княжеское баловство, перемахнул тракт, прошел еще около километра через сосняк, но вскоре заметил, что никаких следов византийского чудища больше не замечает. Олег придержал коней, повернул назад, к тракту, вглядываясь в землю и растительность вокруг. Ничего — создавалось ощущение, что тварь дошла до дороги, после чего пустилась в новом направлении.

— Куда же тебя понесло? — задал риторический вопрос Середин, поглаживая гнедую по гриве. — Пятьдесят на пятьдесят. Могла повернуть на север, могла и на юг. Куда же нам с тобой ехать, подружка четвероногая. Давай прикинем… На юге чудище может портить жизнь приграничным племенам. На севере может пакостить всем, без боязни причинить вред христианам. А еще где-то там живет такой человек, как вещий Аскорун… Получается, что поворачивать на север поводов все-таки поболее будет, нежели на юг. Как считаешь?